Мишель Маффесоли. ОКОЛДОВАННОСТЬ МИРА ИЛИ БОЖЕСТВЕННОЕ СОЦИАЛЬНОЕ 133 Мишель Фуко. ГЕРМЕНЕВТИКА СУБЪЕКТА 138
Резюме Главная идея этой книги состоит в том, что основные положения о природе человека образуют фундамент, на котором моделируются и проверяются взгляды на личность. Далее отмечено, что исходные положения теоретиков о природе человека приобретались и развивались в соответствии с другими их представлениями о мире. Основные положения одновременно расширяют и сужают взгляд теоретика на личность. Например, теоретик, принимающий возможность свободного волеизъявления, будет, по определению, уделять внимание и акцентировать те аспекты функционирования человека, которые свидетельствуют о его способности действовать как свободное существо. В то же время он будет стремиться игнорировать или преуменьшить значение тех аспектов поведения человека, которые проще объяснить с позиций детерминизма. Основные положения постоянно взаимодействуют с множеством других факторов в формировании теоретической позиции персонолога. Кроме основных положений, на мышление теоретика влияют такие обстоятельства, как исторический период, уровень развития психологии и других дисциплин к этому времени, академическое образование и личный жизненный опыт. Значение этих положений для персонологии не уменьшится в будущем, так как они относятся к вопросу: что есть человечество? Следовательно, философские положения о природе человека будут фундаментом для всех будущих подходов к личности. Но изменятся люди, сумма накопленных знаний в психологии и связанных с нею дисциплинах, а также мир.
Симптомы могут быть временными, как, например, в случае головной боли, вызванной стрессом, а могут быть относительно постоянными и происходить из впечатлений раннего детства. Психотерапия В отличие от Фрейда, Адлера, Роджерса и других теоретиков личности, опиравшихся на богатый клинический опыт, Мэй не основал школу со множеством горячих последователей и четко определенной методикой. Тем не менее он очень много писал о предмете психотерапии. Как уже отмечалось выше, Мэй не считал тревогу и чувство вины главными составляющими психических расстройств и, следовательно, видел цель терапии не в том, чтобы успокоить эти чувства. Он считал, что неправильно ориентировать психотерапию на излечение пациента от конкретной болезни или на решение его конкретной проблемы. Вместо этого он ставил перед терапией задачу сделать людей более человечными, помочь им расширить и развить свое сознание, подтолкнув их тем самым к возможности свободного выбора. Возможность выбора, в свою очередь, ведет к росту свободы и одновременно ответственности. Мэй утверждал, что «цель психотерапии — сделать людей свободными». «Я считаю, — писал он, — что работа психотерапевта должна заключаться в том, чтобы помочь людям получить свободу для осознания и осуществления своих возможностей» (1981, р. 19-20). Мэй настаивал на том, что терапевт, который сосредоточивается на симптомах пациента, упускает из виду нечто более важное. Невротические симптомы являются всего лишь способами убежать от своей свободы и показателями того, что пациент не использует свои возможности. Когда пациент становится более свободным и человечным, его невротические симптомы, как правило, исчезают, невротическая тревога уступает место нормальной тревоге и невротическое чувство вины заменяется нормальным чувством вины. Но все это — побочные выгоды, а не главная цель терапии. Мэй твердо придерживался мнения, что психотерапия должна в первую очередь помогать людям прочувствовать свое существование и что «любое последующее выздоровление от симптомов должно быть побочным продуктом этого процесса» (May, 1967, р. 86). Каким образом терапевт помогает пациентам стать свободными и ответственными людьми? Мэй не предлагал конкретных рецептов, следуя которым терапевты могли бы выполнять эту задачу. У экзистенциальных психологов нет четко определенного набора техник и методов, применимых ко всем пациентам. Вместо того чтобы использовать общие техники, они обращаются к личности пациента и к ее уникальным свойствам. Они должны установить доверительные человеческие отношения с пациентом (Mitwelt) и с их помощью привести пациента к лучшему пониманию себя и к более полному раскрытию его собственного мира (Eigenwelt). Это может значить, что пациента надо будет вызвать на поединок с собственной судьбой, что он будет испытывать отчаяние, тревогу и чувство вины. Но это также означает, что должна состояться человеческая встреча один на один, в которой оба, терапевт и пациент, являются личностями, а не объектами. «В этом взаимодействии я должен быть способен в некотором смысле ощутить тоже, что ощущает пациент. Моя работа терапевта должна быть открытой его внутреннему миру» (May, 1967, р. 108). По мнению Мэя, терапия вбирает в себя элементы религии, науки, а также доверительных межличностных отношений, в идеале напоминающих дружбу. Дружба, однако, не является простым социальным взаимодействием, скорее, она требует от терапевта готовности к сопротивлению со стороны пациента и к необходимости подталкивать его к активным действиям. Мэй считал, что человеческие отношения сами по себе целительны и что их преобразующее воздействие не зависит от того, что говорит терапевт, и от того, каких взглядов он придерживается. «Наша задача — быть проводниками, друзьями и толкователями для людей во время их путешествия по их внутреннему аду и чистилищу. Говоря более точно, наша задача — помочь пациенту дойти до той точки, где он сможет решать, продолжать ли ему оставаться жертвой... или покинуть это положение жертвы и пробираться дальше через чистилище с надеждой достичь рая. Часто наши пациенты, приближаясь к концу пути, очевидно напуганы возможностью решать все самостоятельно или использовать свой шанс, чтобы завершить предприятие, которое они так отважно начали» (May, 1991, р. 165). Мэй разделял многие философские взгляды Карла Роджерса. Основным в подходах обоих исследователей было понимание терапии как человеческой встречи, то есть близких человеческих взаимоотношений, способных помочь росту как пациента, так и терапевта. На практике, однако, Мэй был гораздо более склонен задавать вопросы, углубляться в ранние детские впечатления пациента и предлагать возможные объяснения его нынешнего поведения. Случай Филиппа
