Eysenck H. J., (1981). A model of personality. New York: Springer. Eysenck H. J., (1982). Personality, genetics and behavior: Selected papers. New York: Praeger. Eysenck H. J., (1983). Psychopharmacology and personality. Oxford: Pergamon Press. Eysenck H. J., (1990). Rebel with a cause: The autobiography of H. J. Eysenck. London: W.H.Allen. Eysenck H. J., (1993). Creativity and personality: Suggestions for a theory. Psychological Inquiry, 4, 147-179. Eysenck H. J., (1995). Genius: The Natural History of Creativity, Cambridge: Camridge University Press. Eysenck H. J., & Grossarth-Maticek, (1991). Creative novation behaviour therapy as a prophylactic treatment for cancer. Behaviour Research Therapy, 29, 17-31. Feist J., Feist G., (1998). Theories of Personality, McGraw-Hill. John O. P., (1990). The «Big Five» factor taxonomy. New York: Guilford Press. Глава 28. Гордон Оллпорт и психология индивидуальности
Роджерс Непознаваемость Рис. 12-1. Обзор позиций ведущих теоретиков по основным положениям, касающимся природы человека. Для начала вернемся к вопросу о сущности основных положений, который мы уже поднимали в главе 1. Будет полезно вкратце вспомнить его здесь. Авторы полагают, что фундаментальные положения о человеческой природе частично отражают собственные личные переживания теоретика. Чтобы понять положения, которых придерживался тот или иной персонолог (выяснить, «откуда они взялись»), необходимо в какой-то степени понять его религиозный и социоэкономический статус, число членов семьи и порядок рождения, отношения с родителями, образование и профессиональный опыт. Мы уверены, что биографические очерки помогли читателю разобраться, как обстоятельства личной жизни теоретика влияли на его исходные положения и теорию личности. К тому же мы полагаем, что условия (время и место), в которых протекала жизнь ученого, значительно влияли на его основные положения и вытекающие из них концепции человечества. Например, взгляды Фрейда были сформулированы в то время, которое историки назвали викторианским веком Европы. Викторианское общество характеризовалось очень рациональным и моралистическим взглядом на человека. В этом обществе на сексуальность смотрели как на пугающий и непристойный аспект человеческой природы. Фрейд шокировал и оскорбил многих современников, заявив, что люди, даже в младенчестве, мотивированы сексуальными и агрессивными побуждениями. Другие интеллектуалы того времени, такие как Шопенгауэр и Ницше, также утверждали, что поведение человека регулируется мощными бессознательными и иррациональными силами. В отличие от Фрейда, Абрахам Маслоу разрабатывал свои концепции и положения в 1950-1960-е годы — период, когда внимание многих американских психологов было привлечено к экзистенциальному и феноменологическому направлениям. На взгляды Маслоу также повлияло то, что он был близко знаком с выдающимися персонологами, которые иммигрировали в Соединенные Штаты из-за обострившейся политической ситуации в Европе. Альфред Адлер, Эрих Фромм и Карен Хорни в значительной мере повлияли на мировоззрение Маслоу, так как они подчеркивали в человеке сознательное, ценности и становление. Если бы Фрейд, Маслоу или какой-то другой теоретик жили в другом социальном, культурном или историческом окружении, их положения, касающиеся природы человека, могли бы значительно отличаться от тех, что нам известны. Второй вопрос касается роли основных положений в формировании теоретической системы, а именно, их влияния на построение теории на начальных стадиях. С нашей точки зрения, осознавал их на начальном этапе персонолог или нет, философские положения теоретика о природе человека одновременно расширяли и сужали его взгляды на личность. В качестве примера рассмотрим положение свобода—детерминизм. Любой теоретик, придерживающийся положения свободы, будет, по определению, придавать особое значение тем аспектам функционирования человека, которые предполагают, что люди способны контролировать собственное поведение. Далее положение свободы в соединении с творческой мыслью теоретика способно открыть для него какие-то новые направления, в русле которых он будет стремиться объяснить сущность природы человека.
Если бы я признавал возможность «истории культуры» или «генетической социологии» в таком понимании, а равно и предпосылки, на которых последние строятся, то я должен был бы признать рецензируемую книгу довольно удачной. Из популярных < работ такого типа она одна из лучших. Но в силу целого ряда оснований (о которых здесь не приходится говорить) такую «историю культуры» и такую «генетическую социологию» как науку я считаю несуществующими. Под этими именами обычно преподносится винегрет разных исторических данных. «Нельзя объять необъятное». Все такие работы представляют смесь обрывков знаний. Не представляет отсюда исключения и данная книга. Далее, даже и популярная книга (я бы сказал: в особенности популярная) не должна допускать чрезмерные упрощения, существенные ошибки или спорные вопросы выдавать за бесспорные. А такими фактами книга богата. Приведу примеры. Автор, подобно многим марксистам, исходит из предпосылки однотипного развития различных народов. Очерченные фазы эволюции он считает «обязательными» для всех народов. Это спорно. Больше того, сейчас не без оснований большинство крупнейших исследователей этого вопроса решает его в обратном смысле, в смысле многолинейного, не однообразного пути развития разных групп и народов. Далее, сама схема этапов автора (первобытно-коммунистическое общество, патриархально-родовая община и т.д.), совершенно произвольна. Здесь даже и марксисты (см., напр., 1 т. «Русской истории» Н. А. Рожкова) не вполне сойдутся со схемой книги. Примерами крупных фактических ошибок могут служить такие положения: 1) полный коммунизм первобытной семьи и утверждения вроде таких, что «братство и равенство было основой ее» (стр. 8), что здесь «все одинаково работают, одинаково получают за свой труд по потребностям, нет ни угнетателей, ни угнетаемых, все равны, все братья между собой» (стр. 12) и т. п. Руссо в свое время мог так говорить, теперь, через полтораста лет, такие «идиллии» годны только для детей младшего возраста. Они решительно не соответствуют действительности. 2) Автор пишет: «в коммунистической семье женщина — руководительница и начальница семейной группы или рода. Она — умиротворительница и судья, — председательница на собраниях и хранительница священного огня... Громадный труд (ее)... внушает к ней еще большее уважение со стороны членов рода. Совершенно неправильно, след., утверждение буржуазных ученых, верных слуг капитализма, что женщина и на первых порах общественной жизни была рабою мужчины» (стр. 31). Мне было бы интересно знать, на каком фундаменте построены эти категорические утверждения с обвинительным пунктом гг. «буржуазных ученых»! Интересно было бы знать хоть один-два примера таких «первобытных обществ». Боюсь, что автор их не укажет, и боюсь, что ничего, кроме давно опровергнутой гипотезы Бахофена, он (автор) не сможет привести... По крайней мере, сейчас трудно указать хотя бы одного компетентного исследователя, придерживающегося таких взглядов. Не мешало бы поэтому немного обуздать здесь «фантазию» и на место «нас возвышающего обмана» поставить «тьму низких истин».
