Эмоциональные реакции В 1973 году Мишел предложил набор из пяти частично перекрывающих друг друга личностных переменных для определения поведения. Эти личностные переменные смещали ударение с того, что человек имеет (например, с глобальных черт), на то, что он делает в конкретной ситуации. Причем, подобно роттеровскому определению поведения, то, что человек делает, включает не только непосредственно действия, сюда входят такие когнитивные и аффективные (то есть эмоциональные) качества, как мышление, планирование, способность чувствовать и оценивать. Однако первичный набор личностных переменных не перекрывал все психологические и физиологические характеристики людей, которые являются причиной их взаимодействия с окружающей средой, и Мишелу пришлось дополнить список важнейших когнитивно-аффективных единиц эмоциональными реакциями. Эмоциональные или аффективные реакции (affective responses) включают эмоции, чувства и психологические реакции. Мишел и Шода (1995) считают эмоциональные реакции неотделимыми от условий, в которых они происходят, и рассматривают эту объединенную когнитивно-аффективную единицу как основную. Важность эмоциональных реакций состоит в том, что они оказывают влияние на каждую из когнитивно-аффективных единиц. Мишел и Шода писали по этому поводу (1995): «Когнитивно-аффективные представления не являются дискретными, не связанными единицами, просто вызывающими отдельные «реакции». Эти когнитивные представления и эмоциональные состояния динамически взаимодействуют друг с другом и взаимно влияют друг на друга, и эта организация отношений между ними формирует ядро структуры личности, которая руководит ими и ограничивает их импульсы» (р. 253). Эмоциональные реакции не существуют изолированно. Например, наше понятие о себе включает определенные позитивные и негативные чувства (feelings). «Я вижу себя способным студентом факультета психологии, и это радует меня». «Я не очень хорошо знаю математику, и это мне не нравится». Точно так же наши компетентности и стратегии совладания (coping strategies), наши убеждения и ожидания, наши цели и ценности расцвечиваются нашими эмоциональными реакциями. Ситуативные переменные Вторая составляющая, необходимая для предсказания человеческого поведения, помимо когнитивно-аффективных единиц, — это ситуативные переменные (situational variables), в число которых входят все стимулы, получаемые человеком в определенной ситуации. В процессе формирования поведения ситуативные переменные взаимодействуют с личными качествами. Мишел (1973) утверждал, что ситуации «воздействуют на поведение постольку, поскольку они влияют на такие личностные переменные, как индивидуальный способ кодирования человека, его ожидания, субъективная ценность стимулов или способность генерировать схемы реагирования (responce patterns)» (p. 276). Мы можем определить относительное влияние ситуативных переменных и свойств личности, наблюдая сходства и различия в реакциях людей в данной ситуации. Когда разные люди ведут себя почти одинаково, например во время просмотра эмоциональной сцены в захватывающем кинофильме, мы делаем вывод, что здесь ситуативные переменные более сильны, чем личностные характеристики. С другой стороны, на первый взгляд одинаковые события могут вызывать существенно различные реакции, когда качества личности перекрывают свойства ситуации. Например, несколько рабочих могут быть одинаковым образом уволены, но их индивидуальные различия приведут к различному поведению, в зависимости от того, насколько каждый из уволенных рабочих ощущает необходимость работать, насколько он уверен в своей квалификации и как высоко он оценивает свои шансы найти другую работу. Взаимодействие ситуации и разнообразных свойств личности играет значительную роль в формировании поведения. В одном из опытов, например, Мишел и Стауб (Staub, 1965) изучали условия, влияющие на выбор человеком вознаграждения, и обнаружили, что как ситуация, так и индивидуальные ожидания успеха являются важными. Исследователи сперва предложили ученикам восьмого класса средней школы оценить свои ожидания успеха в решении задач, требующих умения логически рассуждать и владения некоторой общей информацией. После того как школьники выполнили серию заданий, некоторым из них сообщили, что они успешно справились с задачей, другим сказали, что они не справились, а третьи не получили никакой информации. Затем их попросили сделать выбор между немедленным, но менее ценным и не соответствующим их работе вознаграждением и отсроченным во времени, но более ценным и соответствующим их труду. В согласии с теорией взаимодействия (interaction theory) Мишела, ученики, которым сказали, что они преуспели в предыдущем подобном задании, проявили большую склонность ждать более ценного вознаграждения, соответствующего результатам их работы; те, которым сообщили, что они потерпели неудачу в выполнении предыдущего задания, предпочли выбрать немедленную, менее ценную награду, а те, кто не имел никакой обратной связи, делали выбор, основываясь на собственных представлениях о своих возможностях. Таким образом, школьники из группы, не получившей никакой информации, которые изначально имели высокие ожидания успеха, сделали выбор подобно тем, кто верил, что их предыдущая работа была успешной, те же, кто изначально имел низкие ожидания успеха, сделали такой же выбор, как те, которые верили, что они провалились. Рисунок 2 иллюстрирует, как ситуативная обратная связь взаимодействует с ожиданиями успеха, влияя на выбор вознаграждения.
Применение: терапия, центрированная на человеке Количество разнообразных видов психотерапии, старых и новых, применяемых к человеку, имеющему личностные проблемы, достигло пугающей величины. Психологи и психиатры просили пациентов лежать на черном кожаном диване и продуцировать свободные ассоциации, пытались научить их приемлемым социальным навыкам, предлагали им зайти в пустую комнату и издать пронзительный вопль, заставляли их садиться обнаженными в кружок в плавательном бассейне и «встречать» друг друга. Все же, несмотря на полученные ранее доказательства, что различные формы инсайт-терапии неэффективны (Eysenck, 1952, 1966), более поздние и тщательные исследования свидетельствуют, что многие виды терапии действительно помогают людям справится с проблемами, осложняющими им жизнь (Bergin, 1979; Landman, Dawes, 1982; Smith et el., 1980). Каким образом все эти многочисленные методы психотерапии приносят реальную пользу страдающим людям, если противопоставить им отсутствие вообще какой бы то ни было терапии? На этот вопрос Роджерс отвечает, что все эффективные формы психотерапии имеют один общий элемент — взаимоотношения между людьми. Конкретно, он утверждал, что качество взаимоотношений между психотерапевтом и клиентом является единственным важным фактором, ответственным за успешное терапевтическое вмешательство. Специальные терапевтические методики являются вторичными по отношению к взаимоотношениям психотерапевт—клиент и эмоциональному климату, в котором проходит их общение. Этот основанный Роджерсом и широко распространенный в настоящее время подход к психотерапии известен как терапия, центрированная на человеке (Rogers, 1986). Эволюция роджерсовской терапии: от техники к взаимоотношениям Подход Роджерса к психотерапии, имеющий очень мало сходства с психоанализом и бихевиористской модификацией поведения, разрабатывался в течение нескольких лет. Хотя его основные принципы оставались устойчивыми, практические методы, подобно полноценно функционирующему человеку Роджерса, непрерывно развивались. Первоначально подход Роджерса был назван недирективной терапией (некоторые до сих пор называют его так). Этот термин отражал интерес, испытываемый Роджерсом в то время к методам, с помощью которых можно было изменить поведение. Предположив, что клиент обладает способностью к самонаправленному изменению личности, Роджерс первым применил методики, которые позволили психотерапевту быть гораздо менее директивным во взаимоотношениях с пациентом, чем это принято в других формах терапии. Например, недирективные психотерапевты никогда не давали советов, не отвечали на вопросы, не пробовали задавать вопросы. Вместо этого они пытались отразить то, что сказал клиент, и пояснить его чувства в процессе отражения и пояснения. Фактически психотерапевт как бы выполнял функцию «выпрямляющего» зеркала, антипода «кривых» зеркал в комнатах смеха, которые различным образом искажают изображение человека. А в недирективной терапии, наоборот, основная задача, которую ставит перед собой психотерапевт, — отразить клиенту более точно то, что он в действительности говорит и чувствует. Эти методы применяются еще и сегодня, хотя они несколько ограничены единственной функцией поддержания отношений.
Я использую различие антиномии и парадокса, проведенное В. С. Библером. «Именно такая ситуация — логически необходимое движение, оканчивающееся — в пределе — трансформацией исходных логических утверждений, и есть «парадокс» в собственном смысле слова в отличие от «антиномии», основанной на параллелизме двух взаимоисключающих определений (или двух цепочек определения) одного логического субъекта» (Библер В. С. Галилей и логика мышления Нового времени С. 500//Механика и цивилизация XVII — XIX вв. М. 1979. С. 448— 518). Авторы современного труда по риторике раскрывают способ образования парадокса так: «Значимость парадокса заключается в пробеге, который он заставляет совершать мысль от языкового выражения к референту и обратно. Здесь не просто субституция сем, а опущение в речи элементов реальности, которые не надо видеть» (Дюбуа Ж., Эдлин Ф., Клинкенберг Ж.-М., Менге Ф., Пир Ф„ Тринон А. Общая риторика. М. С. 258). 52 Хайлер Ф. Наст. изд. С. 315—345.
