Эксперимент Хоппе заключался в следующем. Участникам предлагалась серия от 14 до 18 заданий. Испытуемые знали, что задание тем сложнее, чем выше его порядковый номер, и имели возможность сами выбирать трудность выполняемого задания. По ходу решения заданий они могли менять последовательность их выполнения и, когда сочли бы нужным, закончить работу. В результате выявилось, что выбор степени трудности задания зависит от успешного или неуспешного выполнения предыдущего задания, а само переживание успеха или неуспеха зависит от отношения испытуемого к цели. На основании анализа результатов эксперимента были сделаны следующие выводы: 1. Деятельность прекращается после успеха, если наблюдается нарастание уровня притязаний, который из-за достигнутой границы возможностей или из-за структуры самого задания невозможно удовлетворить. То есть если человек решил задание, но чувствует, что более сложное ему не осилить, он, прочтя условие этого последнего задания, принимает решение о прекращении работы. 2. Деятельность прекращается после ряда неудач, если потеряна малейшая возможность прийти к успеху. 3. Единичный успех после многих неудач ведет к прекращению деятельности, если неудачи доказали невозможность успеха при более высоком уровне притязаний. Итак, каждое действие испытуемого получает свой смысл только в свете стремления к более высокой (идеальной) цели. Исследование фрустрации В 1941 году Курт Левин совместно с учениками, Барнером и Дембо, изучал поведение детей в ситуации фрустрации. Он решил проверить свою так называемую дедифференционную гипотезу. Суть ее можно сформулировать следующим образом: в условиях фрустрации поведение становится более дедифференцированным, то есть менее разнообразным, менее гибким. Напомним, что, согласно теории поля, как внутреннее пространство человека, так и его жизненное пространство состоит из ряда секторов. Определенное количество таких секторов во внутренней части некоторым образом обеспечивает гибкость в поведении человека, а следовательно, возможность реагировать на изменения в жизненном пространстве. Согласно гипотезе Курта Левина, в ситуации фрустрации внутреннее пространство ограничивается сектором, связанным с более ранними (а следовательно, и менее конструктивными) формами поведения. В процессе эксперимента психологи наблюдали за играющими детьми 2—6 лет. Как известно, в каждом возрасте игра имеет свои особенности, и по тому, как и во что ребенок играет, можно определить его возраст. В ситуации фрустрации (исчезновение игрушки и пр.) дети в среднем регрессировали до возраста семнадцати месяцев, что подтвердило гипотезу Левина (Hothersall, D., 1995). Исследование стилей лидерства
В 1957 году Роджерс вернулся в Висконсинский университет, где вел работу в отделениях психологии и психиатрии. Впоследствии он начал интенсивную программу исследований, используя психотерапию для лечения больных шизофренией в Государственном психиатрическом госпитале. К сожалению, эта исследовательская программа столкнулась с некоторыми проблемами и оказалась не столь успешной, как ожидал Роджерс. Некоторые члены коллектива были против терапевтического подхода Роджерса, данные таинственным образом исчезали, и оказалось, что у больных шизофренией, которых лечили по этой программе, были лишь самые незначительные улучшения по сравнению с пациентами, которых лечили привычным образом. В 1964 году Роджерс уволился из университета и стал сотрудником Западного института бихевиоральных наук в Ла-Джолле, штат Калифорния —благотворительной организации, занимающейся гуманистически ориентированными исследованиями по межличностным отношениям. Четыре года спустя он оставил это место и занял пост в Центре по изучению человека, также расположенном в Ла-Джолле. Здесь он трудился до самой смерти, последовавшей от сердечного приступа во время операции на сломанном бедре (1987 год). В последние годы Роджерс ездил по всему миру с семинарами, на которых он демонстрировал психологам и другим работникам сферы психического здоровья, а также педагогам и политикам, как принципы клиент-центрированной терапии могут быть использованы для облегчения напряжения в мире и достижения мирного сосуществования. «Проблема предотвращения ядерной бойни — самая главная для моего ума, сердца и работы» (Rogers, 1984, р. 15). Роджерс получил много наград за свой вклад в психологию и был активным членом многочисленных научных обществ. Его избирали президентом Американской психологической ассоциации в 1946-1947 годах, и в 1956 году он первым получил награду Американской психологической ассоциации за выдающийся вклад в науку. Он также получил награду Американской психологической ассоциации в 1972 году за выдающиеся профессиональные достижения. В обращении к съезду Американской психологической ассоциации в 1972 году он подытожил свой вклад в психологию, сказав: «Я выразил идею, для которой пришло время, как будто камень был брошен в воду и поднял рябь. Идея была в том, что индивид имеет широкие внутренние возможности для изменения своей жизни, и эти возможности можно мобилизовать при соответствующих условиях» (Rogers, 1973, р. 4). Если о теории судить только по тому, как она повлияла на профессиональную психологию, то работу Карла Роджерса следует оценить очень высоко. Никто со времен Фрейда не имел большего влияния на практику консультирования и терапии, чем Роджерс. Роджерс является автором нескольких интересных книг по консультированию и личности, включая: «Психотерапия и изменение личности» совместно с Р. Даймондом (R. Dymond) (1954); «Становление личности: взгляд психотерапевта» (1961); «От человека к человеку: проблема человеческого бытия» совместно с Б. Стивенсом (В. Stevens) (1967); «Свобода учиться: чем может стать образование» (1969); «Карл Роджерс о группах встреч» (1970); «Партнерство: брак и его альтернативы» (1972); «Карл Роджерс о человеческих возможностях» (1977); «Способ бытия» (1980) и «Свобода учиться: 80-е годы» (1983). Его автобиография появилась в «Истории психологии в автобиографиях» (Rogers, 1967, Volume 5, p. 341-384). Точка зрения Роджерса на природу человека
При соответствующих масштабах социальных процессов, больших, чем те, для которых Лютер обозначил сакральную и историческую границу, на авансцену истории выходят архаичные, погруженные в природную стихию пласты сознания, разыгрывая на «органе мира» свою собственную партитуру, извлекая музыку, этических ограничений не знающую, вовлекая историю в свое «беспечное бытие-пение» (Р.-М. Рильке)66. Масштабы, заданные социальной революцией в России, чрезвычайно велики и прорывают все границы, очерченные предыдущей историей, вот почему я говорю об этом социальном процессе не только как о «восстании масс», но как о «восстании богов», восстании обреченном, но и историю на муки обрекающем. Надо отметить, что в духовном становлении России для этого были и свои предпосылки. В истории и философии духа в России давно зафиксирован и обоснован разрыв, который оставил за границей исторического сознания целый пласт душевной жизни — национальную душевную стихию и народную традицию. Если католицизм шел путем синтеза по отношению к предшествующей культуре, протестантизм — путем анализа, то путь русского православия лежал через выбор, через решение и «самоотречение» (Вл. Соловьев). Католицизм строил свое здание на фундаменте из многих кирпичей, протестантизм — на камне, православие в России — на «почве», и тот процесс, который в ней происходил, остался за пределами истории и культуры, но это не значит, что его не было. «В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжается своя уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И в сущности слагаются две культуры: дневная и ночная»67, — отмечает прот. Георгий Флоровский, «Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто прорывается на историческую поверхность. Но всегда чувствуется под нею, как кипящая и бурная лава»68. Последующий процесс духовного развития вывел этот пласт душевной жизни за границы социального самопознания, но не исключил его навсегда из жизни и истории. Напротив, на соответствующих поворотах истории при соответствующих масштабах социального процесса эта стихия прорывается, смещаясь от периферии жизни к ее центру; тогда в историческом процессе возникают явления и персонажи, сопричастность которым возможна лишь за рамками исторического самосознания, за границами его темпоральной структуры как таковой; они требуют восприятия не в горизонте «прошлое — настоящее — будущее», но в горизонте «всех времен», в горизонте Вечности. Время историческое соприкасается с временем мифа, с иным, с оным, с тем измерением, откуда приходят боги.
