Shostrom E. L., Knapp R. R. (1966). The relationship of a measure of self-actualization (POI) to a measure of pathology (MMPI) and to therapeutic growth. American Journal of Psychotherapy, 20, 193-202. Stewart R. А. (1968). Academic performance and components of self-actualization. Perceptual and Motor Skills, 26, 918. Tavris C., Wade C. (1984). The longest war: Sex differences in perspective. New York: Harcourt Brace Jovanovich. Wilson C. (1972). New pathways in psychology: Maslow and the post-Freudian revolution. New York: Taplinger Publishing. Zaccaria J. S., Weir R. W. (1967). A comparison of alcoholics and selected samples of non-alcoholics in terms of a positive concept of mental health. Journal of Social Psychology, 71, 151-157.
Эмоции Как и прочие феномены психической жизни человека, эмоции Курт Левин не рассматривает отдельно от других зон, входящих в жизненное пространство в данный момент времени. Вероятность появления эмоциональных реакций он связывает с количеством регионов, входящих в частную зону индивида. Он пишет: «Чем больше областей включает частная сфера личности, тем с большей вероятностью она будет реагировать на происходящее» (Левин К., 2000а, с. 135). По мнению Левина, сами эмоции в каждом конкретном случае обусловлены теми, какие в схожей ситуации преобладают в социальной группе, к которой принадлежит данный человек: «Чувства индивида по отношению к группе определены не столько его знаниями об этой группе, сколько чувствами, доминирующими в атмосфере окружающего его социума» (Левин К., 2000а, с. 189). Что же касается динамики изменений в эмоциональной сфере, эти изменения Левин связывает со степенью вовлеченности человека в проблему (Левин К., 2000а, с. 189), хотя что такое «степень вовлеченности», он не поясняет. Таким образом, эмоции являются, по Левину, социально обусловленными. Поэтому и корректировка эмоциональных состояний может осуществляться со стороны общества: «Что касается эмоционального выражения, эксперименты показали, что, например, эмоциональная реакция на неудачу может быть в большой степени изменена уместной похвалой или изменениями в социальной среде» (Левин К., 2000б, с. 153). «Когда психология отошла от своих ранних «философских» рассуждений, она запретила, очень понятно и правильно, вопросы о том, что есть психологический феномен, подобный интеллекту. Единственным дозволенным ответом было «операциональное определение»... Интеллект есть то, что измеряется с помощью тестов интеллекта» (Левин К., 2000б, с. 57). Интеллект Если рассматривать интеллект как что-то застывшее, обусловленное влиянием наследственности, то понятно, почему Левин специально не рассматривал этот конструкт. Если же под этим понятием понимать мыслительные операции, процесс решения проблем, то данные аспекты неоднократно обсуждались и им и исследователями его научной деятельности. Например, вопрос интеллекта не мог не возникнуть при исследовании темы сравнения жизненных пространств умственно отсталого и нормального ребенка. Левин предположил, что «границы между ячейками [Левин постоянно пытался усовершенствовать свою терминологию и в разных статьях употреблял в одном и том же смысле слова: «ячейка», «клетка», «сектор», «регион» и т. п.] во внутренней сфере умственно отсталого ребенка должны быть жестче, чем у нормального» (Холл, Линдсей, с. 322). То есть переход от одного региона к другому для умственно отсталого ребенка более труден, чем для нормального. Это влияет, разумеется, на скорость и гибкость в решении проблем. Так же «Левин постулировал большую дифференцированность нормального ребенка» (Холл, Линдсей, с. 323). Эту гипотезу проверил и подтвердил О. Кепке. Следовательно, имея в распоряжении больше регионов, которые возможно было бы использовать в решении проблем, нормальный ребенок быстрее и эффективнее справляется с заданием и переходит к следующему. Что же касается умственно отсталого ребенка, то, как показали эксперименты О. Кепке, он будет пробовать закончить решение одной задачи, не переходя к следующим. Такую традиционно относимую к интеллекту сферу, как решение проблем, Левин определял в терминах локомоций. Существуют «профессионально-деловые локомоции — например, решение проблемы» (Холл, Линдсей, с. 303). Процесс мышления, как и любой другой психический процесс, направлен на восстановление равновесия, снятие возникшего с нарушенным равновесием напряжения. Поэтому «...человек, столкнувшийся с задачей разрешения проблемы, становится напряженным в одной из систем. Для разрешения проблемы — и тем самым редуцирования напряжения — он использует процесс мышления. Мышление продолжается до достижения удовлетворительного результата, и в это время человек возвращается к состоянию равновесия» (Холл, Линдсей, с. 307). Не всегда процесс мышления сразу приводит к снятию напряжения. Как пишут Холл и Линдсей: «Частная система может в действительности становиться все более и более напряженной, в то время как вся система возвращается к уравновешенному состоянию. Это случается, когда человек, решая проблему, вынужден идти окольным путем. Во время «обхода» напряжение может повышаться в одном из субрегионов, хотя общий процесс в конечном счете вернет человека к состоянию равновесия. Некто может приступить к задаче, хорошо зная, что придется выдерживать нарастающее напряжение, но в то же время предвидя, что конечным результатом будет более совершенный баланс сил» (Холл К. С., Линдсей Г., с. 307-308). Решение проблемы в гештальт-психологии описывается следующим образом: происходит инсайт и затем когнитивная реорганизация. Теория поля уточняет этот принцип указанием на жизненное пространство, в котором идет реорганизация. «Когнитивное переструктурирование происходит, когда человек обнаруживает новые способы решения проблем (инсайт). <...> Переструктурирование может также быть следствием вторжения сторонних факторов из внешней оболочки в психологическую среду» (Холл К. С., Линдсей Г., с. 313-314). А чтобы между определенными фактами жизненного пространства возникла связь, обусловливающая инсайт и последующую за ним реструктурализацию, нужно, чтобы они принадлежали к одной системе напряжения (Холл К. С, Линдсей Г., с. 315).
«Любил любить» — это не только фигура риторическая, но формула ритуальная, знаменитое «тождество тождеств»39. Ритуал — жизнь культур прошлых — для Августина лишь техническая риторическая формула, лишь форма ритуала, равно как грандиозные римские культы в ту эпоху практически полностью утратили свой сакральный смысл, приобретя политическое и культурное значение . «И от всех своих подданных Рим требовал только одного: внешнего участия в... государственном культе, как выражение лояльности, как подчинения себя римским ценностям и включения в римскую традицию. Сжечь несколько зерен ладана перед изображениями отечественных богов, назвать императора «Господом», исполнить обряд — вот всё, что требовалось от гражданина, и, исполнив это, он был свободен искать подлинной веры или вечного смысла жизни где угодно»41. Если результатом ритуала, «плодом» было «сакральное тело», «второе рождение» — благо-родство, то здесь мы приходим к результату, прямо противоположному, к десакрализованной культуре, использующей мифы и ритуалы в своих собственных целях, но ритуальную функцию выполнить не способной, «летящей на свет, попадающей в пламя»42. Дело не в том, что у культуры не было души, скорее у нее не было «плоти», распадающейся и сгорающей в чувственной стихии, «плоти», о которой призывал заботиться священный текст, и потому никакие гностические системы этот мир не спасали, ибо учения о «воскресении тела» не содержали43. «Живая смерть» — «море призраков» (В. Хлебников)44, морок, игра смыслов в антиномии , мнимость46, произвольная и естественная одновременно47, сохраняющая структуру ритуального символизма и парадоксально обращающая её, на место «тождества тождеств» ставящая «Лротиворечие противоречий» («гармония перевернутая»). «Призрак», как известно, — существо бесплотное, ни жить, ни умереть не могущее, в истории свое противоречие не решающее и требующее взгляда иного, оного, слова вертикального, но, как свидетельствует современный апокриф, «у лишенного плоти нет ни бога, ни деяний»48, и, стало быть, нет у него того, что я, вслед за Р. Бартом, называю вертикальным измерением, того «опыта плоти», что создает напряжение в слове, в пределе разорванном и смолкшем, и даже «невысказанное становится формой сказанного»49. Вера — то «вертикально сущее», что принес Августин в умирающий античный мир, прозрев за его агонией агонию Христа, восстанавливающего «древо жизни» тем, что соединил его Крестом50.