Sartre J. P. (1957). Existentialism and human emotions. New York: Wisdom Library. Shostrom E. L. (1964). An inventory for the measurement of self-actualization. Educational and Psychological Measurement, 24, 207-218. Shostrom E. L. (1974). Manual for the Personal Orientation Inventory. San Diego, CA: EdITS Publishers. Shostrom E. L. (1975). Personal Orientation Dimensions. San Diego, CA: EdITS Publishers. Shostrom E. L. (1977). Manual for the Personal Orientation Dimensions. San Diego, СA: EdITS Publishers.
В контексте анализа социальных отношений Курт Левин использует понятие «социальной дистанции». Он пишет о двух подходах к определению «социальной дистанции» (2000а, с. 130-131): «1. Более центральные области определяются как более интимные, частные. Когда дело касается этих областей, личность становится более чувствительной, нежели в тех случаях, когда затронуты области периферические. 2. Можно использовать то значение, которое обычно подразумевается в социологии ... социальная ситуация измеряется степенью интимности ситуации, в которой человек готов взаимодействовать с другим человеком.» Социальная дистанция определяется количеством частных регионов, присутствующих в жизненном пространстве человека. Именно они обусловливают такие чувства, как дружба и привязанность. «Среди личностей, не имеющих большого количества частных областей, более возможны тесные взаимодействия, не переходящие в дружбу. ...Они менее склонны вступать в разногласия с окружающими» (2000а, с. 135). Анализируя различия между американцами и немцами, Курт Левин определяет два типа личностей: личность U-типа и личность G-типа. Личность U-типа более свойственна американцам (U — первая буква аббревиатуры USA, Соединенные Штаты Америки), а личность G-типа соответственно более свойственна немцам (G — первая буква Germany, Германия). «Поведение личности U-типа будет более разнообразным, будет в большей степени зависеть от ситуации, чем поведение личности G-типа, а личность G-типа будет демонстрировать больше своих специфических индивидуальных характеристик. Личности U-типа проще удержать себя от вступления в глубокие, тесные отношения, ей удается оставлять недоступной свою центральную, интимную область и тем самым оставаться "над" ситуацией» (2000а, с. 143-144). Область социальных отношений чаще всего была объектом исследований Левина в американский период его деятельности. Результатом этого интереса стало увеличение числа исследований групповой динамики и взаимоотношений людей в группах. Воля Специально темы воли Курт Левин не касается. Его ученица Б. В. Зейгарник пробовала рассмотреть вопрос о волевых процессах в контексте валентностей и квазипотребностей (Зейгарник Б. В., 1981). В некоторых ситуациях воля может проявляться как игнорирование индивидом регионов, имеющих положительную валентность (например, студент не пойдет на свидание, а отправится на лекцию) или проявление активности в отношении сектора, имеющего отрицательную валентность и, в связи с этим, непроницаемые границы. Возможно и другое применение теории поля в отношении волевых процессов. Если волю понимать как процесс, состоящий из целеполагания и преодоления трудностей на пути достижения целей, то конструкты жизненного пространства могут быть использованы следующим образом. Во-первых, для волевого человека само проявление воли должно иметь положительную валентность, а, следовательно, положительно оцениваются и ситуации, связанные с возможностью проявить умение преодолевать препятствия. Во-вторых, целеполагание в теории поля может означать сознательное создание регионов жизненного пространства, имеющих положительную валентность, для преодоления границ которых нужно проявить волю. Так или иначе, но если бы Курт Левин рассматривал понятие воли, он не описывал бы его изолированно, но с точки зрения всех фактов, составляющих жизненное пространство человека в данный момент времени. То есть нужно рассматривать волевые акты в каждой ситуации отдельно, чтобы понять их сущность.
После того как я наметил пунктир сюжетной линии, стараясь очертить и ее крайние точки, вернемся к выражению Августина, чтобы взглянуть на него с риторической точки зрения. Свое состояние Августин передает парадоксом, в котором очевидная реальность — «не любил» — отрицается, а затем замещается значительно менее очевидной — «любил любить». Место отрицания занимает отрицающая инстанция, и, следовательно, речь идет об акте любви, который лишен основания, или, точнее, всякий раз разрушает основу своего собственного существования, вспыхивая, чтобы погибнуть, не преодолев, а усилив внутренний разлад, вернуться и обратиться в «прах». Если перевести эти положения на язык риторики, то мы можем фиксировать предельное, бесконечное отклонение от нормы, отклонение, лишенное нормы. Поскольку Августин прочно связывает себя со средой и культурой, в которые он попал, то масштаб этой интроспекции заведомо выходит за границы индивидуального восприятия, порождая вопрос о наличии в существующей культуре и обществе оснований для иного, праведного образа жизни. Расширяя границы своей интроспекции, Августин найдет ряд положений, которые в это основание входят, но прочности вне христианства не имеют. Вывод хоть и неутешительный, но и не ригористичный, как, например, монтанизм Тертуллиана. «Любил любить» — приговор, который выносит Августин не только себе, но и существующему миру, утратившему прочность основания и беспорочность чувств, бесконечно отклонившемуся от истины и потому не могущему преодолеть свою агонию. Если мы приблизим выражение Августина к повседневному опыту жизни, то оно должно быть значительно ослаблено. То, что в повседневном опыте разрушает чистоту чувств и естественное «дыхание любви», он назовет «дыханием желания», в ракурсе же своего анализа — «дыханием ада» («адским дыханием желания»), но это не просто «естественная смерть», это желание смерти и «живая смерть» — мнимость, кажимость, мистерия.
