— Вы же видели: у Пастернака уподоблениям места нет. X. — ... и сновидению вдобавок, — ибо так у вас неминуемо получается, — тем более жизненно-смысловому и всеобще-значимому, тем более откровенному и даже провидческому (каким, согласно грекам, положено ему быть на пороге смерти), чем больше оно, сплошь и насквозь, видение, чем более прикровенно и зашифро-ванно, темно и тайно, глубинно-причудливо и прихотливо-личност-но...
Kelly G. (1969). Clinical psychology and personality. In B. Maher (Ed.). Clinical psychology and personality: The selected papers of George Kelly. New York: Wiley. Kelly G. (1970). A brief introduction to personal construct theory. In D. Bannister (Ed.). Perspectives in personal construct theory (pp. 1-29). New York: Academic Press. Landfield A. W., Leitner L. M. (Eds.). (1980). Personal construct psychology. New York: Wiley. Lord C. G. (1982). Predicting behavioral consistency from an individual's perception of situational similarities. Journal of Personality and Social Psychology, 42, 1076-1088. Mischel W. (1980). George Kelly's anticipation of psychology: A personal tribute. In M. J. Mahoney (Ed.). Psychotherapy process. New York: Plenum.
От редактора Настоящая глава представляет на суд читателя краткий очерк теософии в аспекте теории личности. Будучи одной из попыток перевода религиозно-мистических учений Востока на язык европейской культуры, теософия имеет отдаленное отношение к науке и выступает в роли альтернативного знания, опирающегося на принципиально отличные от научных основания. В то же время совершенно очевидно, что современные науки о человеке, изжив в себе химеры эмпиризма и рационализма, нуждаются если не в диалоге с другими понятийными системами, то, по крайней мере, в осознании факта своего с ними сосуществования. Если понимать слово «теория» более широко, чем это определяется в русле общенаучной методологии, то сочетание «теория личности» окажется корректным применительно к любой системе представлений о внутренней структуре человека. Речь идет об определенном подходе к познанию личности, которое с равным успехом может происходить и в рамках клинической психологии, и в ходе телесной практики дзэн-буддизма. Признание наукой сферы иррационального в качестве своего значимого антипода может иметь глубокие последствия вплоть до изменения характера научной эволюции. [См., например, кн.: Капра Ф. Дао физики. М., 1994, автор которой, известный физик-теоретик, проводит впечатляющие параллели между западным и восточным типами мышления в сфере осмысления свойств физической реальности. Богатый опыт расширения своих интересов в сторону паранаучных познавательных систем и практик автор обобщил в книге: Капра Ф. Уроки мудрости. М., 1996.] Для психологии опытимистических практик, принципиально не разделяющих телесное и духовное, представляет бесспорный интерес. Не будем забегать вперед, предотвращая протест со стороны теоретика-традиционалиста. Напомним, что восприятие непривычного происходит, как правило, в три этапа. На первом мы говорим: это полная чушь. На втором: в этом что-то есть. И наконец, на третьем: это превосходно. Хотелось бы надеяться, что догматизм, изначально присущий теософии, не будет воспринят как существенное отличие от психологии, обреченной наряду с другими гуманитарными науками делать культ из собственной бездоказательности и приблизительности. Отличие располагается в другой плоскости, а именно, в плоскости языка, который в одном случае берет на себя описательную функцию, а в другом — предписательную. В связи с этим психология как наука не имеет конкретной цели (речь не идет о психотерапии, т. е. о чисто практическом применении данных психологии), тогда как теософия, подобно любой другой мистической доктрине, направлена на непосредственное совершенствование каждого индивида в отдельности. В остальном же в случае теософии мы сталкиваемся с очередной попыткой синтеза западной логики и восточной интуиции, который, несмотря на свою известную утопичность, тем не менее представляет своеобразный «коллекционный» интерес. Остается добавить, что за содержательную сторону публикуемого текста редактор ответственности не несет. Я. Л. Введение Корни теософского учения весьма многочисленны и ведут к различным религиозным системам и историческим эпохам, но собственно теософией принято именовать учение русской путешественницы и писательницы второй половины XIX века Елены Петровны Блаватской. Проведя много лет в странствиях по Востоку, она познакомилась с местными религиозными традициями, а затем попыталась совместить их с западным, условно говоря, «околонаучным» образом мышления, а также с традициями европейской мистики. В 1875 году в Нью-Йорке при ее непосредственном участии было основано Теософское общество. Вершиной ее подвижнической деятельности стала книга «Тайная доктрина» (1888), названная ею синтезом науки, религии и философии. В начале XX века от теософии отпочковались два течения, которые мы и собираемся рассмотреть в настоящей главе. Именно их основатели уделяли особо пристальное внимание человеку и проблеме его развития. Это антропософия Рудольфа Штейнера и менее известное учение Макса Генделя. Подготовка, полученная и тем и другим в области естественных наук, способствовала тому, что оба стремились установить (или восстановить) связь между человеком и другими элементами природы. Штейнера больше интересовали общефилософские вопросы, Генделя — возможность наглядного представления взаимодействия человека и среды. Биографический экскурс Рудольф Штейнер (Штайнер) родился в 1861 г. в местечке Кральевич (ранее — территория Австро-Венгрии, сейчас — Хорватии) в семье телеграфиста-железнодорожника. Закончив реальное училище, он поступает в Венский политехнический институт, в котором учится с 1879 по 1883 год, изучая математику, физику, естествознание. Познакомившись в 1877 году с «Критикой чистого разума» И. Канта, юный Штейнер всерьез увлекается философией. В 1882—1897 годах он участвует в подготовке к изданию натурфилософских трудов Гете, сопровождая их собственными комментариями. В период с 1890 по 1896 год он работает в архиве Гете и Шиллера в Веймаре. В 1891 году он защищает диссертацию по теории познания и получает степень доктора философии. Во время своего пребывания в Вене, а с 1897 года в Берлине, Штейнер принимает активное участие в интеллектуальной жизни обеих столиц: работает в редакциях журналов, общается с литераторами, теологами и теософами, публикует ряд статей научного и философского содержания.