Биографический очерк Карл Густав Юнг (Carl Gustav Jung) родился в Кессвиле, в Швейцарии, в 1875 году. Вырос в Базеле, Швейцария. Единственный сын пастора швейцарской реформаторской церкви, он был глубоко интровертированным ребенком, но прекрасно учился. Он жадно читал, особенно философскую и религиозную литературу, и наслаждался уединенными прогулками, во время которых восхищался тайнами природы. В школьные годы, вспоминал Юнг, он был всецело поглощен мечтами, сверхъестественными видениями и фантазиями (Jung, 1961). Он был убежден в том, что обладает тайным знанием о будущем; была у него и фантазия о том, что в нем сосуществуют два разных человека. <Карл Густав Юнг (1875-1961).> Юнг изучал медицину в Базельском университете и получил медицинскую степень по специальности психиатрия в 1900 году. В этом же году он занял должность ассистента в Цюрихском госпитале для душевнобольных, где работал под руководством Эжена Блейлера, автора термина «шизофрения». Интерес Юнга к сложной психической жизни больных шизофренией скоро привел его к работам Фрейда (Jung, 1906/1960). После знакомства с «Толкованием сновидений» Юнг начал регулярно переписываться с Фрейдом. Наконец, они встретились в доме Фрейда в Вене, в 1907 году. Этот визит Юнга к Фрейду положил начало тесным личным и профессиональным отношениям. Образованность Юнга произвела глубокое впечатление на Фрейда. Он полагал, что Юнг мог бы идеально представлять психоанализ в мировом научном сообществе, так как не был евреем. Юнг был принят как «старший сын» с присвоением титула «наследника и кронпринца». Он был избран первым президентом Международной психоаналитической ассоциации в 1910 году. Однако в 1913 году двое ученых разорвали отношения по классическому эдипову сценарию (Alexander, 1982). В следующем году Юнг сложил с себя полномочия президента Психоаналитической ассоциации и вышел из нее. Разрыв ускорили причины как личного характера, так и теоретические расхождения. Больше они ни разу не встречались. На протяжении следующих четырех лет Юнг переживал тяжелый душевный кризис, и это настолько ослабило его, что он отказался читать курс лекций в Цюрихском университете. Он был буквально одержим изучением собственных снов и фантазий, что, по мнению некоторых ученых, едва не привело его к помешательству (Stern, 1976). Только к концу первой мировой войны он смог прервать свое путешествие по лабиринтам внутреннего мира, чтобы создать новый подход к изучению личности, где в качестве основных идей выступали человеческие устремления и духовные потребности. Юнг приписывал все свои поздние работы и творческую активность влиянию этого периода мучительной интроспекции бездн своего бессознательного. Его автобиография «Воспоминания, сновидения, размышления» начинается с утверждения: «Моя жизнь — это история самореализации бессознательного» (Jung, 1961, р. 3).
Josephs, L. (1995). Balancing empathy and interpretation: Relational character analysis. Northvale, NJ: Aronson. Keen, S. (1970a). Sing the body electric. Psychology Today, 5, 56-58, 88. Keen, S. (1970b). My new carnality. Psychology Today, 5, 59-61. Keleman, S. (1971). Sexuality, self and survival. San Francisco: Lodestar Press. Keleman, S. (1973a). Todtmoos. San Francisco: Lodestar Press. Keleman, S. (1973b). The human ground. San Francisco: Lodestar Press. Keleman, S. (1976). Tour body speaks its mind. New York: Pocket Books. Keleman, S. (1979). Somatic reality. Berkeley, CA: Center Press. Kelley, С (1962). What is orgone energy? Santa Monica, СA: Interscience Workshop. Keleman, S. (1970). Education in feeling and purpose. Santa Monica, CA: Interscience Workshop.
Первым из них может послужить концепция государственного суверенитета и международного права Ф. Суареса. Выдающаяся роль Суареса в трактовке международного права хорошо известна. Укажем лишь на самый существенный момент. В течение многих веков международное право понималось как один из подуровней вечного, божественного закона. В классической, вошедшей в Дигесты формулировке Ульпиана различие между правом естественным и правом народов — это различие рода и вида: естественное право охватывает все живые существа, включая животных, а право народов относится только к людям55 (между прочим, здесь нетрудно усмотреть параллель к утверждению, например, Ф. Тенниса, что социология разделяется на общую и специальную; в то время как общая рассматривает также и начала социальности, имеющей место в растительных и животных сообществах, специальная социология посвящена лишь сообществам человеческим56). Конечно, имелись и другие определения. Так, Исидор Севильский перечисляет объекты международного права, такие, как ведение войны, заключение мира, союза, взятие в плен и т. д., что относится именно к области межгосударственных отношений. А определения Исидора Севиль-ского переходят, в частности, в «Декрет Грациана», первую и одну из важнейших частей «Свода канонического права»57. Однако логическим образом впервые развил понятие права народов как особой сферы межгосударственных отношений именно Суарес. Приведем несколько важных положений Суареса58. В трактате «О законах и Боге-законодателе» он отвергает представление о том, что право народов подпадает под естественное право. Признавая, что и естественное право, и право народов некоторым образом общи всем людям, что то, ъко среди людей они находят свое применение (что касается естественного права, то по отношению к нему это справедливо во всяком случае «по большей части»), а также что и то, и другое право содержат в себе запреты и заповеди (см.: II, XIX, 1), — итак, признавая все это, Суарес констатирует важнейшее между ними различие: предписания права народов проистекают не из «природы вещи», не выводятся очевидным образом из естественных принципов — все это относится к области права естественного. И запреты в праве народов следуют не из того, что нечто является — само по себе — «злым»: это тоже естественное право. Но право народов является не «показывающим» (ostensivum), а установляющим (constitutivum): не запрет вытекает из зла, но зло из запрета (II, XIX, 2)! Конечно, при-этом выясняется, что право народов не-неизменно, ибо не-необходимо в той же мере, что естественное право (это второе различие) и сходство их не полно даже там, где они, как кажется, совпадают (это третье различие). Однако главное состоит именно в том, что право народов есть право человеческое и позитивное. Вместе с тем оно отличается и от гражданского права, ибо оно есть право неписанное, привычка, общая почти для всех «наций» (см.: II, XIX, 4—6). Причина этого в том, что род человеческий, разделенный на народы и государства, всегда имеет некое единство; не просто единство рода, но «как бы политическое и нравственное» (II, XIX, 9; И. де Фриз не удержался от соблазна передать это место так: «...единство как бы политического, требуемого нравственным законом сообщества»). Правда, продолжает Суарес, всякое политическое образование (он перечисляет тут: civitas perfecta, что Де Фриз переводит как «самостоятельный город-государство»; respublica и regnum, что можно понимать просто как «королевство», «царство», имея, однако, в виду, что это вполне могло означать и империю, какой была Испания времен Суареса, только не универсальную, а «частную» империю) «является в себе совершенным, состоящим из своих членов сообществом»; однако оно же является и членом «универсума» — человеческого рода (И, XIX, 9). Не менее любопытно, что Суарес называет два вида права народов: одно, которое действует в межгосударственной сфере, и другое, которое характерно для поведения людей внутри государств (как, например, обычай почитать богов жертвами, который не относится к праву естественному и все-таки распространен повсеместно).
