Мы попытаемся установить одну из важных связей между историей идей и историей объекта. Общая социология, все равно, откристаллизовалась ли она как дисциплина или еще нет, рассматривает наиболее фундаментальные определения социальности. Однако уже это — совершенно современная постановка вопроса. Не говоря даже о том, что в ней предполагается более полное, богатое видение социальных связей (кто.вздумал бы сегодня с позиций, скажем, ин-теракционизма критиковать Аристотеля за то, что в его типологии нашлось место для отношений «господин / раб», но не нашлось — для отношений «раб / раб»? — это было лишь следствием известной ограниченности в понимании человека), но и в смысле чисто пространственной всеохватности речь идет о совершенно ином, неведомом древним феномене. Именно пространственную всеохватность мы и намерены сейчас акцентировать. В принципе, уже применительно к тому же Аристотелю, не был бы несообразным такой вопрос: не образуют ли между собой города-государства ведомого мира какой-то тип связи, выступая не только как «виды», но и как «части» некоего охватывающего их общения40? Конечно, для того, чтобы эта проблема вообще была отчетливо понята, требуется, чтобы такое общение действительно сформировалось, причем сформировалось в контексте тогдашнего понимания социальности, в котором государство выступает как цель и завершение домохозяйства и поселения, т. е. как наибольшее государство, как государство государств — как Империя. Реальностям империи больше соответствует и новое понимание человека, пренебрегающее достоинством полисного гражданства40a, универсальное и в конце концов уже не различающее свободного и раба, грека / римлянина и варвара. Самое существование Империи, простирающейся почти необозримо далеко и в тенденции поглощающей (обнимающей собой) все сообщества, осознавалось как факт этический и правовой. Непосредственно отсюда нельзя выводить социологические идеи. Однако тут все взаимосвязано.
Психопатология. Исследования в другом направлении, посвященные изучению связи порядка рождения с различными психическими расстройствами, также подтвердили гипотезу Адлера. Как мы уже упоминали, Адлер утверждал, что последнего ребенка все члены семьи балуют. Адлер считал, что такое изнеженное воспитание может приводить к конфликту между стремлением к независимости от других членов семьи и фактической зависимостью в том, что касается жизненных проблем. Более того, Адлер полагал, что имеющаяся у последних детей склонность к сильной зависимости от других, позволявшая им в детстве немедленно и без затруднений решать проблемы, может обернуться впоследствии высокой вероятностью алкоголизма. Разделявшие это мнение Барри и Блэйн (Barry, Blane, 1977) проанализировали множество работ, посвященных алкоголизму, с точки зрения порядкового номера рождения этих больных. Они обнаружили, что в большинстве случаев именно младшие дети преобладали среди алкоголиков. Согласно Адлеру, единственные дети в семье очень эгоистичны и явно заинтересованы в том, чтобы находиться в центре внимания. В большинстве проведенных исследований этот тезис не нашел подтверждения. В одной работе было показано, что студенты колледжа — единственные дети продемонстрировали большую склонность к сотрудничеству, чем первенцы или самые младшие в семье (Falbo, 1978). Тщательное изучение литературы по этой проблеме позволило исследователям прийти к выводу о том, что единственные дети характеризуются такой же психологической стабильностью, как и дети, имеющие много братьев и сестер (Falbo, Polit, 1980). То обстоятельство, что изучение влияния порядка рождения продолжает вызывать живой интерес, говорит о значительной эвристической ценности идей Адлера. Тем не менее, вызывает определенную озабоченность большое количество противоречивых и неоднозначных результатов по этой проблеме, что часто обусловлено игнорированием таких факторов, как общее количество членов семьи, разница в возрасте между сиблингами, а также социальный класс, к которому принадлежат обследуемые. Оценка социального интереса Ранее упоминалось, что концепция социального интереса получила множество различных интерпретаций. Действительно, его формулировка настолько расплывчата, что к нему очень непросто подобрать соответствующие рабочие определения. Кроме того, сам Адлер возражал против использования психологических тестов для оценки его личностных конструктов (Rattner, 1983). Однако в психологической литературе можно найти примеры попыток создания надежных и валидных методов самооценки для измерения социального интереса (Crandall, 1975; Greever et al., 1973; Mozdzierz et al., 1986). «Шкала социального интереса» (Social Interest Scale, SIS), сконструированная Крэндаллом (Crandall, 1975, 1984), представляет собой тест из 15 пунктов. Каждый пункт включает пару личностных черт (табл. 4-1). Испытуемому предлагают выбрать ту характеристику из пары (например, «тактичный» или «благоразумный»), которая ему в большей степени присуща. Предполагается, что выбор таких черт, как «сочувствующий», «помогающий другим» и «сотрудничающий» указывает на социальный интерес.
— Ну, наверное, презрение. — Наверное? — Ладно, черт, это ужасно глупо... лежать здесь и крутить глазами. — Засуньте палец к себе в горло, — сказал Бейкер. — Что? — спросил я. — Давитесь. — Но меня стошнит на вашу кровать. — Если хотите, можете это сделать, — сказал он. — Просто продолжайте дышать, пока вы это делаете. Я лежал там, глубоко дышал, засунув палец в рот, и давился. Я делал это снова. «Продолжайте дышать», — сказал Бейкер. Моя нижняя губа задрожала, как у ребенка, слезы потекли по лицу, и я заорал. Я рыдал минут пять, мое сердце готово было разорваться. Наконец плач стих.
