Сошлемся в этой связи на сочинение, написанное именно в период становления классической социологии, хотя и не сыгравшее в этом развитии сколько-нибудь заметной роли. Речь идет о «Философии хозяйства» С. Н. Булгакова. Как пишет Булгаков, «растущая специализация есть закон развития науки. (...) Каждая наука дает свою картину мира, установляет свою действительность, которая может сближаться, но может быть и совершенно далека от действительности другой науки. Каждая наука создает свой собственный Космос, стремясь выработать законченную систему научных понятий» (разрядка моя. — А. Ф.) 2. Это высказывание Булгакова интересно, наряду с прочим, и в чисто терминологическом отношении. Для того философского круга, в котором он находился, было характерно скорее иное, всеобъемлющее понятие Космоса, да и в самой «Философии хозяйства» мы читаем ранее: «Предположение нескольких вселенных необходимо включало бы и их взаимодействие, т. е. только расширяло бы понятие вселенной, превращая ее в систему нескольких миров, образующих единство космоса...» 3 Это явно уже второе понятие космоса — как вселенной, как универсума взаимосвязанных и взаимопроникающих сил. Расширенное понятие этого универсума, в сущности, уже третье понятие Космоса мы получаем, принимая во внимание, что «над дольним миром реет горняя София... принимающая на себя космическое действие Логоса, причастная Его воздействию, передает эти божественные силы нашему миру, просветляя его, поднимая его из хаоса к Космосу» 4. Легко предположить, что Булгаков не позволял себе терминологического произвола, а это значит, что его высказывание о собственном космосе специальной науки вполне может послужить для нас серьезным отправным пунктом. Обратимся теперь уже собственно к социологии. Основанием для дальнейших рассуждений будет один из основных текстов современной теоретической социологии, написанный примерно в то же время, что и «Философия хозяйства». Это небольшая работа М. Вебера, включенная им в состав «Хозяйственной этики мировых религий» и носящая название «Промежуточное рассмотрение. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира». В использовании понятия «космос» мы обнаружим тут такую же примечательную многозначность.
Адлер рассматривал отца как второй по важности источник влияния на развитие у ребенка социального интереса. Во-первых, у отца должна быть позитивная установка по отношению к жене, работе и обществу. Вдобавок к этому, его сформированный социальный интерес должен проявляться в отношениях с детьми. По Адлеру, идеальный отец тот, кто относится к своим детям как к равным и принимает активное участие, наряду с женой, в их воспитании. Отец должен избегать двух ошибок: эмоциональной отгороженности и родительского авторитаризма, имеющих, как ни странно, одинаковые последствия. Дети, чувствующие отчужденность родителей, обычно преследуют скорее цель достижения личного превосходства, чем превосходства, основанного на социальном интересе. Родительский авторитаризм также приводит к дефектному стилю жизни. Дети деспотичных отцов тоже научаются бороться за власть и личное, а не социальное превосходство. Наконец, согласно Адлеру, огромное влияние на развитие у ребенка социального чувства оказывают отношения между отцом и матерью. Так, в случае несчастливого брака у детей мало шансов для развития социального интереса. Если жена не оказывает эмоциональной поддержки мужу и свои чувства отдает исключительно детям, они страдают, поскольку чрезмерная опека гасит социальный интерес. Если муж открыто критикует свою жену, дети теряют уважение к обоим родителям. Если между мужем и женой разлад, дети начинают играть с одним из родителей против другого. В этой игре в конце концов проигрывают дети: они неизбежно много теряют, когда их родители демонстрируют отсутствие взаимной любви. Социальный интерес как показатель психического здоровья. Согласно Адлеру, выраженность социального интереса оказывается удобным критерием оценки психического здоровья индивидуума. Он ссылался на него, как на «барометр нормальности» — показатель, который можно использовать при оценке качества жизни человека. То есть, с позиции Адлера, наши жизни ценны только в той степени, в какой мы способствуем повышению ценности жизни других людей. Нормальные, здоровые люди по-настоящему беспокоятся о других; их стремление к превосходству социально позитивно и включает в себя стремление к благополучию всех людей. Хотя они понимают, что не все в этом мире правильно устроено, они берут на себя задачу улучшения участи человечества. Короче говоря, они знают, что их собственная жизнь не представляет абсолютной ценности, пока они не посвятят ее своим современникам и даже тем, кто еще не родился. У плохо приспособленных людей, напротив, социальный интерес выражен недостаточно. Как мы увидим далее, они эгоцентричны, борются за личное превосходство и главенство над другими, у них нет социальных целей. Каждый из них живет жизнью, имеющей лишь личное значение — они поглощены своими интересами и самозащитой. Творческое «Я» Ранее мы отмечали, что фундамент стиля жизни закладывается в детские годы. По убеждению Адлера, стиль жизни настолько прочно кристаллизуется к пяти годам жизни ребенка, что потом он продвигается в этом же направлении всю жизнь. При односторонней интерпретации может показаться, что данное понимание формирования стиля жизни указывает на столь же сильный детерминизм в рассуждениях Адлера, как и у Фрейда. Фактически, оба они подчеркивали важность раннего опыта в формировании личности взрослого. Но, в отличие от Фрейда, Адлер понимал, что в поведении взрослого не просто оживают ранние переживания, а скорее имеет место проявление особенностей его личности, которая сформировалась в первые годы жизни. Более того, понятие стиля жизни не столь механистично, как могло бы показаться, особенно когда мы обращаемся к концепции творческого «Я», входящей в систему взглядов Адлера.
Райх был ведущим профессионалом в области психосоматики и телесно-ориентированной терапии. В сущности, до сих пор лишь крохотное меньшинство психологов проявляют интерес к психосоматике. Тем не менее понимание значения физических особенностей пациента и узлов напряжения в его теле как важных сигналов для постановки диагноза в научных кругах непрерывно растет. На многих терапевтов большое влияние оказал труд Фрица Перлса, который прошел курс психоанализа с Райхом и многим был обязан его теориям. Внимание Райха к мышечному панцирю и эмоциональной разрядке с помощью работы с телом пациента вызывает гораздо меньший интерес, чем оно того заслуживает. До сих пор в психологии остается спорной проблема поощрения пациента к свободному выражению подавленных эмоций, таких, например, как гнев, страх и агрессия. Так, Леонард Берковиц (Berkovitz, 1973), который много лет экспериментально изучал явления агрессии и насилия, подвергал резкой критике то, что он назвал вентиляционистским подходом в терапии, когда основное внимание уделяется освобождению закупоренных эмоций. Берковиц приводит ряд экспериментальных данных, показывающих, что поощрение к выражению чувства агрессии может лишь усилить это чувство, а также связанное с ним чувство вражды к внешнему миру. Согласно бихевиористской теории, поощрение к высвобождению данной эмоции действует как поддержка и поощрение соответствующего поведения, тем самым увеличивая вероятность того, что в будущем эта эмоция и сопутствующее ей поведение будут выпущены, как джинн из бутылки. Подобная критика говорит лишь о весьма поверхностном понимании идей Райха, который никогда не практиковал терапии эмоционального освобождения лишь ради него самого. Возможно, отчасти и верно утверждение о том, что выброс сильных эмоций нередко ведет к их рецидиву. Тем не менее Райх всегда делал акцент на необходимости разрушения панциря, блокирующего наши чувства и искажающего психологические и физические проявления в поведении человека. Более убедительная критика теорий Райха относится к его представлениям о так называемом генитальном характере как об идеальном и вполне достижимом состоянии человека. Келли (Kelley, 1971) указывал, что Райх разработал систему, которая, похоже, обещает стать панацеей. Успешное лечение должно полностью освободить пациента от панциря, в результате чего мы получаем «законченный продукт», который не нуждается ни в дальнейшем росте, ни в совершенствовании. Лежащая в основе этого метода концепция представляет собой такую модель отношений между врачом и пациентом, которая предполагает, что пациент приходит к врачу для того, чтобы тот «исцелил» его. В терапии по большей части работает именно эта модель, но она вызывает доверие благодаря допущению, что терапевт здоров (т. е. свободен от панциря), а пациент болен. По отношению к терапевту пациент стоит, как минимум, на ступеньку ниже; в процессе анализа он, как правило, вынужден играть пассивную роль, во всем полагаясь на искуснейшего, всемогущего целителя и его поразительное искусство, смахивающее чуть ли не на волшебство. Вместе с тем такая модель вынуждает терапевта постоянно находиться в колоссальном напряжении: перед пациентом он всегда должен представать как существо высшего порядка, которое никогда не ошибается, которое всегда право. Овладение искусством освобождения от мешающих нашему нормальному существованию блоков есть лишь один аспект нашего совершенствования. Самодисциплина и целенаправленное поведение также играют в этом существенную роль, требуя определенной степени контроля над нашими эмоциями. «Блоки, сковывающие наши чувства, которые Райх назвал «панцирем», есть результат способности человека контролировать собственные чувства и поведение и таким образом направлять свою жизнь по тому пути, который он сам избрал. С одной стороны, это защита самости от негодных эмоций, с другой — концентрация энергии поведения на достижении конкретных целей» (Kelley, 1971, р. 9). Таким образом, индивид не может, да и не должен, полностью «сбрасывать» с себя свой панцирь. Проблема равновесия между самоконтролем и свободным самовыражением как часть непрерывного процесса совершенствования не входила в круг проблем, рассматриваемых Райхом.
