Проактивность + Реактивность Гомеостаз + Гетеростаз Познаваемость + Непознаваемость Рис. 3-2. Позиция Фрейда по девяти основным положениям относительно природы человека. (Помеченные области обозначают степень предпочтения одного из двух полярных положений.) Свобода—детерминизм. Фрейд был убежденным биологическим детерминистом (Kline, 1984). Он полагал, что все проявления человеческой активности (действия, мысли, чувства, стремления) подчиняются определенным законам и детерминированы мощными инстинктивными силами, в особенности сексуальным и агрессивным инстинктами. Это означает, что Фрейд рассматривал людей преимущественно механистически, по его мнению, ими управляют те же самые законы природы, которые применимы к поведению других организмов. Если бы это было не так, психология как строгая наука не могла бы существовать. В подобной теоретической системе нет места для таких понятий, как свобода выбора, личная ответственность, воля, спонтанность и самоопределение. Фрейд отчетливо понимал, что у человека над всем главенствует иллюзия свободы, но все же он настаивал, что люди в действительности не способны «выбирать» между альтернативными направлениями в поведении и действиях и что их поведение обусловлено неосознаваемыми силами, сути которых они никогда не смогут полностью узнать. Фрейд полагал, что простейшими проявлениями детерминизма являются случаи, когда человек забывает, куда положил ту или иную вещь, забывает хорошо знакомое имя или адрес, а также описки и оговорки (так называемый «парапраксис»). Он интерпретировал подобные явления как признаки присутствия неосознаваемых мотивов.
Stern, D. (1985). The interpersonal world of the infant. New York: Basic Books. Stiver, I. (1984). The meaning of «dependency» in female-male relationships. Work in progress (No. 11). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Stiver, I. (1990a). Dysfunctional families and wounded relationships. Part I. Work in progress (No. 41). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Stiver, I. (1990a). Dysfunctional families and wounded relationships. Part I. Work in progress (No. 41). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Stiver, I. (1990b). Dysfunctional families and wounded relationships. Part II. Work in progress (No. 44). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Stiver, I. (1991a). Beyond the Oedipus complex: Mothers and daughters. In J. V. Jordan, A. G. Kaplan, J. B. Miller, I. P. Stiver, & J. L. Surrey, Women's growth in connection (p. 97-121). New York: Guilford Press. Stiver, I. (1991b). The meanings of «dependency» in female-male relationships. In J. V. Jordan, A. G. Kaplan, J. B. Miller, I. P. Stiver, & J. L. Surrey, Women's growth in connection (p. 143-161). New York: Guilford Press. Stiver, I. P., & Miller, J. B. (1988). From depression to sadness in the psychotherapy of women. Work in progress (No. 36). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Surrey, J. L. (1985). Self-in-relation. Work in progress (No. 13). Wellesley, MA: Stone Center Working Paper Series. Surrey, J. L. (1991b). The «self-in-relation»: A theory of women's development. In J. V. Jordan, A. G. Kaplan, J. B. Miller, I. P. Stiver, & J. L. Surrey, Women'sgrowth in connection (p. 51-66). New York: Guilford Press.
Методологический индивидуализм — это доктрина, утверждающая, что факты, относящиеся к обществам, и социальные явления вообще следует объяснять исключительно на базе фактов об индивидах. Для Поппера, например, «все социальные явления, и особенно функционирование социальных институтов, должны быть поняты как результат решений и т. д. человеческих индивидов (...) Нам никогда не следует удовлетворяться объяснениями в категориях так называемых «коллективов» 6. Социальные институты в таком случае — попросту «абстрактные модели», предназначенные истолковывать факты индивидуального опыта. Ярви даже объявил себя сторонником лингвистического тезиса, будто «армия» есть просто множественная форма «солдата» и все высказывания об армии могут быть сведены к высказываниям об отдельных солдатах, составляющих ее7. Уоткинс допускает, что могут существовать незаконченные или половинчатые объяснения крупномасштабных явлений, исходящие из других крупных явлений, как, например, объяснение инфляции исходя из феномена полной занятости (!)8, но доказывает тем не менее, что мы не достигнем самых глубоких (конечных?) объяснений таких явлений, пока не выведем их из высказываний о наклонностях, убеждениях, способностях и взаимоотношениях индивидов9. В частности, социальные события необходимо объяснять, выводя их из принципов, управляющих поведением «участвующих» индивидов, и описаний их ситуаций10. Таким способом методологический индивидуализм уточняет материальные условия для адекватного объяснения в общественных науках, дополняя формальные условия, установленные с помощью дедуктивно-номологической модели. Далее, если принять во внимание область предикатов, применимых к индивидам и индивидуальному поведению (от обозначающих свойства вроде формы и строения тканей, общие у людей с другими материальными предметами, через предикаты, выражающие состояния типа голода и боли, общие с другими высшими животными, до предикатов, которые обозначают действия и, насколько мы знаем, составляют уникальную характеристику человека), то реальная проблема, по-видимому, не столько в том, как можно бы Дать индивидуалистическое объяснение социального поведения, но в том, как вообще возможно несоциальное (т. е. строго индивидуалистическое) объяснение индивидуального, по меньшей мере отличительно человеческого, поведения11! Ибо предикаты, обозначающие свойства, присущие отдельным лицам, — все предполагают социальный контекст для своего использования. Соплеменник подразумевает наличие племени, учет чека — существование банковской системы. Объяснение — будь то подведение под общие законы, обращение к мотивам и правилам или новое описание (определение) — всегда и неизбежно включает социальные предикаты.