Социогеронтологические теории. Социальные проблемы людей пожилого возраста, их социальный статус, место в современном обществе, в социальной структуре в различных социальных системах, общностях, в собственной семье, взаимоотношения с другими возрастными группами, изменение с возрастом личности - все это еще не стало предметом специальных социологических исследований. Эти проблемы должны рассматриваться особой областью социологии - геронтосоциологией. К сожалению, эта область социологии остается одной из самых, а может быть самой забытой и заброшенной и в нашей, и в зарубежной социологической литературе. Практически отсутствуют синтетические исследования, учитывающие имеющиеся достижения в различных разделах геронтологии: социальной политики в отношении пожилого поколения, социальной психологии, социального статуса пожилого человека в сообществах различных уровней, старения как социального феномена. Ясно, что при нынешней демографической ситуации возникает необходимость геронтологизации большой части спектра социального знания. Геронтосоциология относится к так называемым теориям среднего уровня, которые призваны быть связующим звеном междутеоретическими и эмпирическими исследованиями. Асимметричной по отношению к геронтосологии выступает социология молодежи. В обоих случаях важнейшей проблемой является дуалистический подход, но с разными векторами, для группы преклонного возраста - переход от самостоятельности к зависимости. Нейл Смелзер в книге "Социология", представляющей курс лекций по этой дисциплине, приводит коэффициенты зависимости пожилых (65 лет и выше) и молодых (до 18 лет). Причем первый коэффициент имеет явную тенденцию к повышению, а второй напротив - к снижению. Времена меняются, увеличивается уровень комфорта, но потребность стариков в посторонней помощи не только не исчезает, но и имеет тенденцию к росту. И для стариков, и для молодежи важнейшими становятся возможности адаптации в новых жизненных обстоятельствах. Ге-, ронтогруппа есть специфическая социально-демографиская группа, со своими психологическими особенностями, с тягой к ретро-культуре, с глубокой внутренней дифференциацией, с определенным делением на подгруппы: возрастные (пожилые, старые, долгожители), территориальные (горожане, сельчане) по общественно- 24 му положению. Классификация социальных проблем каждой социальной группы (и геронтогруппы в том числе) детерминируется её характеристикой и специфическими особенностями.
Философия науки Основные понятия Научный анализ поведения Личность Надуманные объяснения Обусловливание и подкрепление Какие факторы способствуют личному развитию, а какие препятствуют? Структура Физическое тело Взаимоотношения и психология женщины Чувства
Если свобода в современном мире опирается на нормативный дуализм «отрицательной» по сравнению с «положительной», т. е. коллективной свободой, тогда диалектическое напряжение встроено в саму универсалистскую идею свободы. Я думаю, что это то самое диалектическое напряжение между отрицательной и положительной свободой, которым вплотную и всерьез начали заниматься и Гегель и Токвиль. Мы можем истолковать его как напряжение между индивидуализмом и коллективизмом (коммунализмом) в современной идее демократии. Хотя отрицательная свобода — непременное условие коллективной свободы в современном мире, она выступает также как потенциальная причина дезинтеграции, источник конфликтов, потенциальная угроза узам солидарности между индивидами. Отрицательная свобода несет, как ее видел Гегель, начало разъединения, разобщения, которое является неотъемлемым элементом любой современной формы коллективной свободы. В этом, я полагаю, состоит основное верное содержание критики Гегелем романтических идей всеобщего примирения, критика которых может быть ретроспективно прочитана даже как метакритика Марк-совой критики буржуазного индивидуализма. «Проект современности», истинное содержание гегелевской критики, не имеет утопической цели. Гегель, однако, был глубоко неправ, отвергая политическое истолкование принципов естественного права, ибо, как показал Токвиль, демократическая форма нравственной жизни есть единственно возможная форма «примирения», «согласия» для современных обществ. Проект современности — это в некотором смысле проект такого примирения между отрицательной и коллективной свободой. Следует сказать, вопреки Марксу и Гегелю, что этот проект — продолжающийся проект без окончательных решений, который временами, по случаю, преобразует утопические энергии в конкретные новые решения. Против либерализма тоже должно быть сказано, что без реализации рациональной коллективной свободы, некоей демократической формы нравственной жизни, отрицательная свобода неизбежно обернется карикатурой или кошмаром. Проект современности, как я истолковал его здесь, очень тесно связан с универсалистской идеей свободы. Свобода, однако, — не такая вещь, которую когда-либо смогли бы реализовать в окончательном или совершенном смысле. Поэтому проект современности тоже не тот тип проекта, который когда-либо будет «закончен». Единственный путь, на котором этот проект мог бы когда-нибудь завершиться, — это путь истощения и самоуничтожения человечества — возможность, как мы теперь знаем, более не невообразимая. Открытый, без определенного конца, характер проекта современности подразумевает конец утопии, если утопия означает «завершение» в смысле окончательного осуществления идеала или цели истории. Конец утопии в таком смысле — это не чувство, что мы никогда не будем способны полностью осуществить идеал, но глубокое понимание того, что самая идея окончательного воплощения идеального состояния не имеет смысла применительно к человеческой истории. Но конец утопии в этом смысле не равносилен концу радикальных освободительных порывов морального универсализма и демократических ожиданий, что является частью проекта современности. Конец утопии скорее надо осмыслить как начало нового самосознания современности, нового понимания радикальных устремлений современного духа, как современность, вступающую в свою постметафизическую фазу. Такой конец утопии не перекрыл бы путей утопическим энергиям. Скорее он их перенаправил бы, преобразовал, плюрализовал, ибо ни человеческая жизнь, ни человеческая страсть, ни человеческая любовь, по-видимому, невозможны без утопического горизонта. «Метафизическим» можно назвать только воплощение этого утопического горизонта человеческой жизни в концепцию конечного состояния всеобщего примирения. И поскольку утопический радикализм в сфере политики связан с такими «воплощениями», его также можно назвать «метафизическим». В политической сфере только «конкретные» утопии занимают законное место. Но универсалистская идея коллективной свободы не является ни «абстрактной», ни «конкретной» утопией. Скорее уж она обозначает нормативный горизонт для конкретных утопий, так как определяет непременное условие того, что можно назвать добропорядочной жизнью в условиях современности. Мое различение между индивидуалистской и коммуналистской концепциями свободы имеет, естественно, определенное сходство с различением между «отрицательной» и «положительной» концепциями свободы Исайи Берлина. Поскольку, однако, моя концептуальная стратегия весьма расходится со стратегией Берлина, наши два различения, в известной степени, тоже оказываются несоизмеримыми. (См.: Berlin I. Two concepts of liberty // Four essays on liberty. N. Y.: Oxford. 1969)
Выгодная аренда экскаватора на оптимальных условиях.
