19 о разграничении старости на физиологическую и патологическую или преждевременную, когда человек не доживает до видового предела. Он утверждал, что патологические старость и смертность в России - результат условий жизни, что в России не принимается "соответствующих предупредительных мер, указанных наукой, и польза которых доказана опытом многочисленных городов и стран". На рубеже веков более других проблемами геронтологии занимался И.И.Мечников /он же дал название этой науке/. Ученый посвятил этим проблемам две работы: "Этюды о природе человека" и "Этюды оптимизма", где первым предпринял научный анализ старости и смерти, и изложил созданную им собственную теорию об ортобиозе - оптимистическом понимании жизни и смерти. Сама логика исследования привела великого биолога к философским проблемам геронтологии, к пониманию социальной сущности человека вообще, и проблемы долголетия в частности. Он писал: "Недостаточно заниматься одним только выдумыванием способов лечения; нужно взяться за изучение общего вопроса о судьбе человеческой: почему человек неуклонно стареет и в конце концов умирает, когда в нем еще так велико желание жить" /"Этюды оптимизма"/. Неоценимо значение работ школы И.П.Павлова (1849-1936) в развитии исследований возрастных изменений, создавшей современные представления о высшей нервной деятельности, об адаптационных возможностях организма. В трудах И.П.Павлова, как и в трудах его учителя И.М.Сеченова, одно из центральных положений заключается в том, что формирование сложнейших актов психической (по тогдашней терминологии - "душевной") деятельности ведущее место принадлежит, как писал Сеченов в работе "Элементы мысли", условиям существования. И.П.Павлов, изучая высшую нервную деятельность животных, основной целью своей работы ставил вскрытие закономерностей психической деятельности человека, но он не считал возможным перенесение закономерностей высшей нервной деятельности, открытые при изучении собаки, на человека. Он указывал, что особенности высшей нервной деятельности человека "поражающе резко выделяют его из ряда животных". И условия существования человека и особенности его высшей нервной деятельности делают бессмысленными и некорректными расчеты видовой (предельной) продолжительности жизни по животному типу. /О характере таких расчетов мы писали в предыдущей главе./ Основатели отечественной геронтологии сформировались
Терапевт Оценка Иные подходы к проблемам психосоматики Биоэнергетический анализ Техника Александера Метод Фельденкрейса Структурная интеграция (рольфинг) Сенсорное самосознание Оценка Теория из первоисточника. Отрывок из «Я и оргон» Итоги главы
1. С точки зрения процедурной концепции рациональности можно понять всеобщие принципы прав человека либо как моральные нормы, которые мы сами полагаем содержанием возможного рационального консенсуса, либо как уже содержащиеся в самих метапринципах рациональности. В первом случае надо быть готовым к тому, что наши универсалистские моральные интуиции могут оказаться ошибочными, поскольку возможен такой рациональный консенсус, который отрицает эти принципы. Я думаю, что это толкование, независимо от глубины своего контринтуитивизма, было бы неприемлемо для Хабермаса. Согласно логике его позиции, универсализм, общезначимость должны быть встроены в «необходимые нормативные предпосылки» рационального суждения, т. е. должны быть частью метапринципов рациональности. Но как мог бы принцип рациональности (даже если это принцип «коммуникативной» или «дискурсивной» или той и другой рациональности вместе) сказать что-нибудь о праве не быть рациональным? Смысл принципа рациональности в том, чтобы определять границы рациональной коммуникации и рационального дискурса как бы изнутри; этот принцип напоминает нам, что мы не имеем никакого явного права не быть рациональными, и говорит лишь о том, чем мы не имеем права быть (каковы те нормы, которые не имеем права нарушать). Далее, если этот принцип априорный, он должен быть общезначимым для любого возможного субъекта во всякое время — принцип не может допускать исключений. Следовательно, если существует нечто подобное праву не быть рациональным, это должно быть правом иной природы. К примеру, оно не может быть моральным правом, с которым субъект мог бы притязать нарушить требования коллективной рациональности (ибо таких прав быть не может). Поэтому, если вообще заходит речь о моральном праве, это должно быть моральное право, которое можно объяснять только на основе моральных обязательств других людей относительно моей сферы отрицательной свободы, т. е. некоего морального обязательства уважать мою сферу отрицательной свободы, даже если я осуществляю соответствующие права иррациональным способом. Соответствующий принцип отрицательной свободы не может быть частью какого-то метапринципа рациональности, если бы даже удалось правдоподобно доказать, что рациональный консенсус на подобном принципе должен быть возможен. Но, как мы видели, этот выход кажется неприемлемым с точки зрения процедурной концепции рациональности. Любопытно, что он становится возможным выходом, как только мы поймем отношение между принципом отрицательной свободы и возможностью рационального согласия по-другому. Это подводит нас к моему второму пояснению. 2. Ролз истолковал свой первый принцип справедливости (который можно понимать в качестве универсалистского принципа отрицательной свободы) как содержание рационального консенсуса среди индивидов, которые, овладевая тем, что он называет «исходной позицией», скрытой под «маской неведения», и опираясь на чисто стратегические целенаправленные выкладки, будут пытаться «вычислить», какого рода основной общественный уклад был бы наиболее выгоден им. Понятие «исходной позиции», являющееся теоретической фикцией, — это прием, используемый Ролзом, чтобы убедить, будто целенаправленные, стратегические расчеты индивидов осуществляются в условиях ограничений, поставленных универсалистской моралью26. По этой причине первый принцип справедливости Ролза очень близок к кантовскому определению «права», которое я цитировал ранее, и еще ближе к гегелевской концепции «абстрактного права». Интересно, что подразумеваемый здесь консенсус — это «трансцендентальный» консенсус: при наличии множества индивидов каждая отдельная индивидуальность, рационально рассчитывающая под маской неведения собственные интересы, придет к одному и тому же заключению. Никаких рациональных переговоров или дискурса между индивидами не требуется. Это и есть «трансцендентальная» аргументация иного рода, чем та, которая присутствует в оправдании метапринципов рационального дискурса в смысле Хабермаса; т. е. принцип, искомый Ролзом, не является ни метапринципом такой дискурсии, ни специальной моральной нормой, что могла бы стать содержанием возможного рационального консенсуса (опять же в смысле Хабермаса). Скорее это метапринцип справедливости для индивидов, которые хотят максимального расширения сферы отрицательной свободы для себя и готовы гарантировать равную сферу отрицательной свободы любому другому. Эти индивиды суть «абстрактные» индивиды, и потому их свобода есть «абстрактная» свобода.
