Идейные предшественники Психоанализ Другие культуры Основные понятия Эпигенетическая модель человеческого развития Идентичность Психоистория Динамика Позитивное развитие Помехи в развитии Структура
Более реалистичной величина видовой продолжительности жизни получена в расчетах, построенных на методике Б.Ц.Урлани-са, принявшего в качестве ориентира продолжительность жизни в наиболее передовых и благополучных странах. По этим статистически доказательным расчетам видовая продолжительность жизни человека должна составлять 85-90 лет. Видовая продолжительность должна служить реальным ориентиром для увеличения средней продолжительности жизни. Разница между этими величинами представляет собой резерв, который вполне может быть освоен за счет улучшения условий и образа жизни. Академик Д.Ф. Чеботарев, выдающийся современный геронтолог, определяя задачи геронтологии, писал: "Тактические задачи -борьба с преждевременным старением и хотя бы частичное освоение тех резервов, которые безусловно есть у человека и которые определяются неиспользованным периодом между современной средней и видовой продолжительностью жизни..., сохранение практического здоровья во весь период так называемого третьего возраста. Стратегические задачи - продление активного долголетия сверх сроков видовой, биологической длительности жизни человека". Что же касается максимальной продолжительности жизни /до 120 лет/, то это такое же уникальное явление, как и двухметровый рост. Указания на возраст старше 120 лет не имеют документальных подтверждений, весьма сомнительны и скорее всего плод, как говорят демографы, "старческого кокетства". Демографическая особенность России - значительное превышение численности женщин над численностью мужчин, причем такая диспропорциональность наиболее показательна для старшей когорты страны. Из 148 млн населения женщин - 79 млн или 53% общей численности. Но среди самих женщин всё меньше молодых и всё больше пожилых и старых. Так, старше трудоспособного возраста - 28%, а младше - 21%. В этом соотношении мы усматриваем одну из причин сокращения рождаемости, а вместе с тем и численности населения и отсюда можно прогнозировать еще большее уменьшение этих величин в будущем времени. Сообщество пенсионеров на три четверти состоит из пенсионерок. Ко времени выхода женщин на пенсию (55 лет) на 1000 мужчин того же возраста приходится 1252 женщины, а ко времени вы-
Я не буду здесь углубляться в подробности блестящего анализа Токвиля и потому не скажу ничего об институтах самоуправления на местном уровне, о его размышлениях по поводу воспитательной роли суда присяжных или о разделении и децентрализации власти в американском государственном устройстве. Как хорошо известно, Токвиль не был некритичным к американской демократии и не рассматривал ее просто как образец для европейских государств. Более того, за полтора века после выхода его книги накопилось множество оснований не идеализировать американскую демократию: история американской демократии оказалась также историей политического, социального и экономического ограничения прав меньшинства и частично историей империалистической эксплуатации и вмешательства в дела других государств. И все же к этому надо добавить, что вердикт Гегеля о гражданском обществе, где «человек обладает значением, потому что он человек, а не потому, что он иудей, католик, протестант, немец, итальянец и т. д. и т. д.» , — нигде в мире не стал истиной как принцип гражданских прав, т. е. как принцип политической свободы, в большей степени, чем в Соединенных Штатах Америки. Все это, однако, в известном смысле не имеет отношения к тем философским вопросам, которые я здесь ставлю. Ибо я обратился к Токвилю лишь с целью показать, что, несмотря на возражения Гегеля, нет оснований утверждать, будто универсалистские принципы естественного права не «переводимы» в коммуналистскую концепцию политической свободы. Токвиль фактически учит тому, что свобода в современном мире мыслима только как демократическая форма нравственной жизни. Анализ Токвиля имеет одно особенно интересное следствие. Если попытаться сделать «обратный перевод» этого анализа в более последовательную систему категорий гегелевской «Философии права», то станет очевидным, что пограничные линии между гражданским и политическим обществом (уже у Гегеля отнюдь не четкие) должны рассматриваться как весьма подвижные. Ибо дух демократической формы нравственной жизни, если она вообще существует, будет пропитывать все институты общества. Следовательно, нельзя провести никакой твердой границы, которая раз и навсегда отделила бы сферу «отрицательной» свободы от сферы «положительной», общественной свободы. Иными словами, демократическая форма нравственной жизни будет влиять на пути, в каких может развиваться и проявляться отрицательная свобода владетелей собственности. Возьмем наиболее очевидный пример: обобществление средств производства всегда есть (и всегда должно быть) одной из возможностей выбора для демократического образа правления. Значит ли это, что коммуналистская концепция политической свободы включает в себя все истинное содержание естественно-правовых теорий? Или мы должны допустить, что теоретическая стратегия Гегеля, которая de facto (хотя и в менее систематическом виде) является также стратегией Токвиля и даже Милля и согласно которой «отрицательная» свобода буржуазного индивида есть сфера прав sui generis, не подпадающих под контроль демократически порожденной общей воли, — опирается на свое собственное, иное понятие права? Это те вопросы, с которыми я хочу вернуться назад к моим исходным размышлениям о противостоянии индивидуалистских и коммуналистских концепций свободы в современном мире. IV
