С другой стороны, часть ученых придерживается точки зрения, выраженной однажды Маннгеймом: «Философы слишком долго интересовались своим собственным мышлением» 2. Позднее о том же более решительно и ясно сказал П. Фейерабенд: «Проблемы науки... суть внутренние проблемы избранной (логической) системы или множества систем, поясняемые с помощью очищенных примеров из самой же науки» 3. Марек Семек формулирует наиболее недвусмысленно: «Современная философия подходит к совершенно новой реальности исторически развивающейся современной науки с определенным старомодным понятием «науки» и «знания». Из-за этого вопрос о науке в современной-философской мысли вряд ли ставится так, как она декларирует, ибо он прежде всего оказывается вопросом не о науке, но о полностью «внутренних» проблемах самой философии, которые, хотя и существенны для рассматриваемого вопроса, являются абсолютно имманентными чисто философской мысли как таковой (курсив мой.—Э. М.)»4. На этот раз истина не лежит посредине. Марек Семек прав, но только в упрощенном смысле, поскольку речь идет о философии науки как академической дисциплине, процветавшей на протяжении полувека. Тезис Семека позволяет понять общеизвестную беспомощность философии науки перед лицом реальных проблем исследовательской практики, беспомощность, которая вовсе не обязана особой некомпетентности ее деятелей, но имеет более глубокие корни в самой природе этой дисциплины. Тот же тезис не помогает, а, напротив, мешает понять ее историю. Это история впечатляющего беспрецедентного развития (если не «прогресса») в философских дисциплинах, с тех пор как такое развитие явно направлено к возможно более адекватной реконструкции упомянутой «совершенно новой реальности» современной науки. Если бы философия науки de facto удовлетворялась решением проблем, «абсолютно имманентных чисто философской мысли», то была бы очень маловероятной эволюция взглядов на язык науки от идеи «протокольных предложений (Protokollsatze)» к идее несоизмеримости теорий. Что имманентного чисто философской мысли или даже типичного для философии середины 30-х годов побудило Карнапа написать «Проверяемость и значение (Testability and Meaning) »> где он отверг логически отточенную и разработанную до мелочей концепцию языка эмпирических наук в пользу понятия, которое не только спутывало и затемняло картину (неясный логический статус редуцируемых предложений), но и открывало путь идеям, противостоящим основаниям системы? Ответа на этот вопрос нет, и весь этот эпизод, подобно многим другим, не понятен, если не вести в дело реальность работающей науки, которая неоспоримо является внешней для философской мысли.
Фролькис В.В. Побеждая болезнь и отдаляя смерть.// Мед. газета 24. 01. 97 Чеботарев Э.П. Врачебная этика. М.,-1984 Чопра Д. Нестареющее тело, вечный дух. М., 1994 Психиатрия пожилого возраста. Александровский Ю.А. Пограничные психические расстройства. Р-Д., 1997 Гиндикин В.Я. Лексикон малой психиатрии. М., 1997 Коркина М.В., Лакосина Н.Д., Личко А.Е. Психиатрия. М., 1995 Основы психодиагностики. Р-Д., 1996 Тибилова А.У. Восстановительная терапия психически больных позднего возраста. Л., 1991
В противовес обычной житейской мудрости, следуя которой взрослые отправляли тысячи детей из Лондона в интернаты в сельской местности, она поняла, что «война имеет для детей сравнительно небольшое значение, пока она лишь угрожает их жизни, нарушает их материальное благополучие или ограничивает их пищевой рацион. Она становится намного более значимой в тот момент, когда нарушает течение семейной жизни и подрывает первые эмоциональные привязанности ребенка внутри семейной группы. Лондонские дети были, следовательно, обеспокоены не столько бомбежками, сколько эвакуацией в сельскую местность, явившейся средством защиты от первых» (Vol. 3). В 1947 году, продолжая заниматься частной практикой, Фрейд основала в Хэмпстеде клинику — учебный центр, задачей которого было обучение тех, кто хотел стать детским психоаналитиком. До конца своей жизни она продолжала работать с детьми, готовить учителей и расширять область и рамки психоанализа. Она жила в Англии — в доме, где когда-то поселилась вместе с отцом, — со своей хорошей подругой, психоаналитиком (и бывшей пациенткой Зигмунда Фрейда) Дороти Берлингхем (Dorothy Burlingham), до самой своей смерти в 1979 году (см. Burlingham, 1989). «Когда Анну Фрейд спросили, чем она предпочла бы заниматься в дальнейшем (ей было в это время за 70), она ответила: «Я не хочу делать ничего другого, как только быть с детьми — и теми [взрослыми], кто также желает быть с детьми»» (in: Coles, 1992, p. 27). Наиболее заметное интеллектуальное влияние на Анну Фрейд оказали идеи ее отца и работы других аналитиков — как тех, кто поддерживал его взгляды, так и его ярых противников. Вне мира психоаналитики решение Анны Фрейд стать детским учителем и ее последующая работа с детьми во многом обязаны трудам Марии Монтессори (Maria Montessori) и школ, основанных ею и ее последователями, которые считали, что дети в раннем возрасте способны к инсайту (озарению), дисциплине и самосознанию. Кроме того, Фрейд любила читать писателей, не имевших отношение к психоанализу, чья способность описывать противоречия в жизни и умах людей была источником ее собственного постоянного самообразования. Она была знакома с трудами Гете и Рильке и говорила, что оба они оказали сильное влияние на ее мышление. «Она любила поэзию, и я слышал, что она сама писала стихи; и она помнила наизусть несколько поэм. Она постоянно призывала детей заниматься музыкой и живописью» (Е. Erikson in: Coles, 1992, p. 14). Основные разработки: защитные механизмы Описания Анной Фрейд защитных механизмов эго попали в психотерапевтическую литературу, после чего вошли в широкое употребление, не вызвав серьезных возражений. Согласно Фрейд, каждый из нас предохраняет себя от тревог с помощью набора приемов, обусловленных нашей генетической предрасположенностью, внешними трудностями и микроклиматом в нашей семье и социуме. Осознанное и целенаправленное использование защитных механизмов делает жизнь более легкой и успешной. Однако, когда эти средства защиты искажают реальность и мешают нашей функциональной способности, они становятся невротическими и могут причинить нам вред. Здесь описываются следующие защитные механизмы (defense mechanisms): вытеснение (repression), отрицание (denial), рационализация (rationalization), реактивное образование (reactive formation), проекция (projection), изоляция (isolation), регрессия (regression) и сублимация (sublimation). Все они, за исключением сублимации, блокируют непосредственное выражение инстинктивных потребностей. Хотя любой из этих механизмов может иметь место и обнаруживает себя у здоровых людей, само их присутствие является индикатором возможного невроза.
